Читать книгу "Спаси меня  - Мона Кастен"

– Ничего смешного. Я серьезно.

– Хотела бы я на это посмотреть.

– А я бы с удовольствием это сделала.

Как руководитель команды Элейн была просто невыносима – властная, несправедливая и ленивая, – но на самом деле я бы, конечно, никогда ее не обидела. Ведь я бы тем самым нарушила свое правило «делать все возможное, чтобы не привлекать к себе внимания», не говоря уже о том, что я против насилия.

Но сейчас это не важно. Элейн закончила школу. А поскольку ее диктаторские замашки досаждали всем в команде, на свободное место выбрали нас с Лин – я до сих пор не могу в это поверить.

– Ну, развесим еще два плаката и пойдем есть? – предложила я, и Лин кивнула.

Когда мы наконец дошли до столовой, к нашему счастью час пик миновал. Большинство учеников либо ушли на дополнительные занятия, либо нежились в последних лучах солнца в школьном дворе. Свободных столов было много, и нам с Лин удалось захватить самое лучшее место у огромного окна.

Пока я несла поднос к нашему столу, не могла оторвать взгляд от лазаньи. Только когда села, положив оставшиеся плакаты на стул, а рюкзак – на пол, я осмелилась посмотреть по сторонам. Лидии Бофорт нигде не было.

Лин, сидя напротив меня, потягивала апельсиновый сок, затем открыла свой ежедневник и принялась его изучать. Я увидела на страницах китайские иероглифы, треугольники, кружочки и другие знаки. Эта система пометок меня поразила. Она намного круче моей, разноцветной. Я вспомнила, что однажды просила Лин объяснить значение каждого символа, но уже через полчаса запуталась в них.

– Мы забыли положить исходник плаката в ящик ректору Лексингтону, – пробормотала она, убирая за ухо прядь черных волос. – Надо сделать это прямо сейчас.

– Без проблем, – сказала я с набитым ртом. Думаю, томатный соус попал на мой подбородок, но мне было все равно. Я ужасно проголодалась, возможно, потому, что со вчерашнего дня не ела ничего, кроме хлопьев.

– Сегодня еще нужно помочь маме на выставке. – Лин указала на один из китайских иероглифов. Ее мама не так давно открыла картинную галерею, и хотя все шло хорошо, Лин часто приходилось быть на подхвате, даже посреди учебной недели.

– Если тебе надо уйти пораньше, я сама развешу оставшиеся плакаты, – предложила я, но она покачала головой:

– Мы договорились делить работу поровну. Либо сделаем это вместе, либо никак.

Я улыбнулась:

– Хорошо.

Я еще в начале учебного года сказала Лин, что мне не составит труда иногда брать на себя часть ее работы. Я люблю помогать другим. Особенно друзьям, ведь у меня их не так много. И я знала, что ситуация в ее семье непростая и ей часто приходится туго. Особенно если учесть, что помимо домашних забот ей еще нужно справляться с нелегкой учебной программой. Но Лин не уступает мне ни в амбициозности, ни в упрямстве – вероятно, именно поэтому мы так хорошо понимаем друг друга.

То, что мы подружились, – практически чудо. Когда я пришла в Макстон-холл, у нее был совсем другой круг общения. В то время за завтраком она сидела за одним столом с Элейн Эллингтон и ее подругами, а у меня и в мыслях не было заговорить с ней, хотя мы обе работали в команде по организации мероприятий, и я несколько раз замечала, что она так же дотошно, как и я, ведет ежедневник.

Но потом ее отец оскандалился, и семья не только лишилась всего состояния, но и прежнего круга общения. Лин вдруг стала ходить на всех переменах одна – то ли ее друзья больше не хотели с ней общаться, то ли она сама слишком стыдилась произошедшего, я не знаю. Но понимаю, каково это – разом потерять всех друзей. Я прошла через это, когда сменила прежнюю школу в Гормси на Макстон-холл. На меня навалилось сразу все: высокие требования, внеклассная работа, тот факт, что я отличаюсь от всех здешних, а поддерживать контакт со своими одноклассниками в Гормси не было времени. Мои тамошние друзья тогда ясно дали понять, что они об этом думают.

Со временем я осознала, что настоящие друзья не будут над тобой смеяться только из-за того, что тебе нравится делать что-то для школы. Когда меня называли «зубрилой» или «всезнайкой», я всегда отделывалась смехом, хотя никогда не находила это смешным. И я знаю, что ни о какой дружбе и речи быть не может, если ты не находишь сочувствия, оказавшись в трудной ситуации. Они ни разу не поинтересовались, как мои дела, и не спросили, нужна ли мне помощь.

Тогда больно было видеть, как разрушается эта дружба, тем более что в Макстон-холле со мной никто не хотел общаться – ну или просто никто меня не замечал. Я из небогатой семьи. Вместо дизайнерской сумки – практичный рюкзак, которому шесть лет, вместо эффектного макбука – обыкновенный и подержанный ноутбук, который родители купили перед началом учебы. В выходные я не приеду на модную вечеринку, которую потом будут обсуждать целую неделю. Для большинства одноклассников я попросту не существую. Сейчас-то меня это вполне устраивает, но первые недели в Макстон-холле я чувствовала себя ужасно одинокой. Пока не познакомилась с Лин. Нас связывал не только похожий опыт с дружескими отношениями. Лин разделяла два моих главных хобби: планирование и мангу.

Не могу сказать, познакомились бы мы или нет, не случись с ее родителями той ситуации. И хоть мне иногда кажется, что Лин скучает по тем временам, когда ее имя здесь что-то значило и она водилась с такими людьми, как Эллингтоны, я все равно благодарна ей за дружбу.

– Тогда иди к ректору и по дороге повесишь плакаты у библиотеки и возле учебного центра. Остальное на мне, о’кей? – предложила я.

Я подставила ей ладонь жестом «дай пять». На мгновение показалось, что Лин хочет что-то возразить, но затем она благодарно улыбнулась и отбила «пять».

– Ты лучшая.

Кто-то придвинул ко мне стул и сел на него. Лин вмиг побледнела. Я подняла брови, увидев, как она таращится то на меня, то на человека, который уселся рядом со мной.

Медленно повернувшись, я увидела холодные глаза бирюзового цвета.

В школе каждый знал эти глаза, но я никогда не видела их так близко. Они были лишь частью выразительного лица с темными бровями, острыми скулами и надменным изгибом красивых губ.

Ко мне подсел Джеймс Бофорт.

И теперь смотрел на меня.

Вблизи он казался еще более опасным, чем издали. Он один из тех в Макстон-холле, кто ведет себя так, словно школа ему принадлежит. Он держался прямо и уверенно. Обычная школьная форма сидела на нем идеально, как будто была сшита специально для него. Возможно, все потому, что дизайном занималась его мама. Только красивые русые волосы были растрепаны, а не уложены волосок к волоску, как у сестры.

– Привет, – сказал он.

Слышала ли я когда-нибудь его речь? Только крики на площадке для игры в лакросс или на вечеринках Макстон-холла, когда он был пьян. Речь Джеймса всегда оставалась идеальной. Он произнес «привет» так спокойно и глаза его блестели так же привычно, как будто для него это обычное дело – подсесть ко мне и заговорить. А ведь до этого мы никогда не разговаривали друг с другом. И так должно было оставаться и впредь.